четверг, 11 июля 2024 г.
РУССКАЯ БАНЯ И БАНИ МИРА. ТОПИ БАНЮ КАЖДЫЙ ДЕНЬ.
Хоть каждый день баню топи
Пожалуй, одно из самых примечательных описаний русской бани мы найдем в знаменитом романе П. И. Мельникова-Печерского «В лесах», этой славной, как сказал А. М. Горький, русской поэме о Заволжье.
Главный герой романа Патап Максимович Чапурин — широкая русская натура, любимый образ самого писателя.
«Хоть дело было и не в субботу, но как же приехавших… гостей в баньке не попарить? Не по-русски будет. Да и сам Патап Максимыч такой охотник был париться, что ему хоть каждый день баню топи».
Читатель знакомится с описанием бани, которая стола на берегу речушки для безопасности от пожару и чтобы летом, выпарившись, близко было окунуться в холодную воду.
Страница 15 из 64
«Любит русский человек, выпарившись, зимой на снегу поваляться, летом в студеной воде искупаться».
Баня была высокая, просторная. Липовые полки, лавки и самый пол по нескольку раз строгались скобелем. В предбаннике на лавках были положены кошмы, покрытые белыми простынями. Пол устлан войлоком, а на нем раскидано пахучее сено, тоже покрытое простынями. На лавках лежали веники, стояли медные луженые тазы с щелоком и взбитым мылом, а рядом большие туесы с подогретым на мяте квасом для окачивания перед тем, как лезть на полок.
«Чуть не с полночи жарили баню, варили щелоки, кипятили квас с мятой для распаривания веников и поддаванья на каменку».
Далее идет подробное описание, как дюжие ребятушки парили Патап Максимовича двумя парами веников, а он таял в восторге да покрикивал: «Поддавай, поддавай еще!.. Прибавь парку, миленькие!.. У, жарко!.. Поддавай!..»
И дюжие парни, не жалея Патапа Максимовича, изо всей силы хлестали его жаркими, как огонь, вениками. Затем Патап Максимович прыгнул с полка, вылетел из бани и бросился в сугроб. «Снег обжег раскаленное тело, и с громким гоготанием начал Чапурин валяться по сугробу. Минуты через две вбежал назад и прямо на полок:
— Хлыщи жарче, ребятушки!.. Поддавай, поддавай, миленькие!.. — кричал он во всю мочь.
…Три раза валялся в сугробе Патап Максимыч. Дюжину веников охлыстали о него… Целый жбан холодного квасу выпил он, запивая банный жар. Насилу-то отпарился.
И когда лег в предбаннике на разостланные кошмы, совсем умилился душой…»
Москва без бань — не Москва
В. А. Гиляровский, знаменитый «дядя Гиляй», в книге «Москва и москвичи» писал: «Москва без бань — не Москва!». В роскошных Сандуновских банях, отмечает Гиляровский, перебывала и грибоедовская, и пушкинская Москва, та, которая собиралась в салоне Зинаиды Волконской и Английском клубе. Ведя рассказ о банях, писатель приводит слова старого актера Ивана Алексеевича Григоровского: «И Пушкина видел… любил жарко париться!»
Нынче знаменитым Сандуновским баням, куда с большим удовольствием ходят не только москвичи, но и гости столицы, в том числе из зарубежных стран, уже более 167 лет! Еще до сооружения этих фешенебельных бань поблизости, в Кузнецком ряду (так тогда назывался нынешний Кузнецкий мост) у реки Неглинной, издавна были бани. Бревенчатые, славящиеся отменным паром. Воду для мытья доставляли при помощи «журавля» прямо из реки. Разбушевавшийся в 1737 году московский пожар оставил от этих бань, как и от многих других строений, только обгоревшие трубы. И вот на пепле сгоревших бань известные актеры Петровского театра супруги Сандуновы, получив наследство, построили в 1806 году каменные бани. С большим художественным вкусом, комфортом. Не менее популярные сейчас, особенно среди спортсменов, Центральные бани были построены значительно позже — в 1891 году.
Но вернемся к книге «дяди Гиляя». Он вспоминает известного поэта 60-х годов прошлого века П. В. Шумахера, большого любителя русской бани, посвятившего ей такие строки:
В бане веник больше всех бояр,
Положи его, сухмяного в запар,
Чтобы он был душистый и взбучистый,
Лопашистый и драчистый…
И залез я на высокий на полок,
В мягкий, вольный, во малиновый парок,
Начал веничком я париться,
Шелковистым, хвостистым жариться…
«Баня, баня, мать родная»
А как не вспомнить рассказы о русской бане Федор Ивановича Шаляпина!
— Это у меня с детства! — так говорил великий артист о своей любви к русской бане.
«Любил я с отцом, — вспоминает Шаляпин, — ходить в баню… Там мылись и парились мы часами; до устали, до изнеможения. А потом, когда ушел я из дому, помню: в какой бы город я ни приезжал, первым долгом, если хоть один пятак был у меня в кармане, шел я в баню и там без конца мылся, намыливался, обливался, парился, шпарился — и опять все сначала».
В одной из художественных биографий Ф. И. Шаляпина подробно рассказывается о его приверженности к банному жару. Живо представляешь, как Шаляпин входит в банный зал, зажав в руках большую мочалку и огромный березовый веник. Постоянный банщик Шаляпина, сухой старый Дормидонт, бежит навстречу с двумя большими шайками: «Пожалуйста, Федор Иванович!» И сразу же, поднявшись на цыпочки обдает его раз за разом одной и другой шайками воды и, спросив: «Не горячо?» — хватает с пола друг за дружкой еще добрый десяток заранее заготовленных шаек. «Хорошо!.. — наслаждается Шаляпин. — Превосходно!.. Дуй, Дормидонт, дальше!..»
Далее Шаляпин с большой охотой проделывает все банные процедуры. С покряхтыванием, с восторженными восклицаниями «обрабатывает» свое тело жесткими ударами шелестящего березового веника… Из серых облаков пара доносится голос Шаляпина: «Веник — всему начальству главный! Баня — мать родная!.. И-э-э-х ты! Люблю, братцы, баньку!» Потом на мотив «Волга, Волга, мать родная» он поет: «Баня, баня, мать родная», и остальные компаньоны по бане подтягивают ему…
Макар Тарасыч замахал веником
Мы находим любопытные строки о бане у многих известных писателей.
«— Эй, ты, фигура! — крикнул толстый, белотелый господин, завидев в тумане высокого и тощего человека с жиденькой бородкой и с большим медным крестом на груди. — Поддай пару!
— Я, ваше благородие, не банщик, а цирюльник-с. Не мое дело пару поддавать. Не прикажете ли кровососные баночки поставить?»
Так начинается рассказ А. П. Чехова «В бане», впервые напечатанный в 1885 г. в журнале «Осколки». Впоследствии писатель включил этот рассказ в собрание сочинений. В этой юмореске есть персонаж — Никодим Егорыч Потычкин. Вот Потычкин взбирается в парной на верхнюю полку: «Никодим Егорыч был гол, как и всякий голый человек, но на его лысой голове была фуражка».
Любопытная деталь. Нынешние любители парной, как известно, надевают лыжную шапочку или старую фетровую шляпу. И этому есть, так сказать, научное обоснование: избежать прилива крови к голове.
В романе Александра Федеева «Последний из Удэге», над которым писатель работал почти тридцать лет, есть любопытные строки о бане. О том, как ее любят на Дальнем Востоке.
«Ах да, ведь баня будет!» — с удовольствием подумал Алеша.
Автор рассказывает, как старательно старик Агеич готовит баню. Агеич говорит: «В ванне активно не вымоешься, в ванне нашему брату шахтеру только грязь по телу разводить».
И дальше: «Уже по тому, каким жаром обдало их предбаннике, Алеша понял, что баня будет министерской, и последние заботы жизни покинули его, освобождая место для забавы».
Но вот Алеша зашел в парную.
«Стиснуло жаром и обдало пряноватым каким-то запахом.
— Чувствуешь? — поднеся два пальца к своему раскрасневшемуся пуговичному носу, радостно закричал Агеич. — Мята!.. С мятой парок поддаем.
— Сейчас контроль наведем на наши пары, — угрожающе сказал Алеша и двумя обезьяньими движениями взлетел на верхний полок. — Ну, разве это пар? — сказал он разочарованно. — Пар должен с полки сшибать, настоящий пар можно только на четвереньках одолеть… А ну-ка, я сам займусь, давай чеплашку…
Он отворил парную отдушину и один за другим поддал пять ковшей, приседая и пряча уши от пара, со свист вырывавшегося из отдушины.
…Они парили друг друга во всех возможных сочетаниях, выбегали в предбанник, пили ледовый квас, мыли и снова парились и выливали друг на друга ведра с холодной водой».
Всю хворь повыгнал
Много примечательного о традициях русской бани можно почерпнуть в романе Георгия Маркова «Сибирь». Вот Акимов вместе со стариком Федотом Федотовичем парятся в деревенской бане.
«Едва Акимов разделся, тело его обложило влажное тепло Выступил пот, с кожи ровно начал сползать, как изношенная рубаха, верхний слой…»
Далее рассказывается, как Федот Федотович окатил себя водой из бадейки, потом большим ковшом зачерпнул в кадке воду и плеснул ее на каменку.
«Вода с шипеньем в тот же миг превратилась в белое облако, которое с яростью ударилось в потолок и расползлось по всей бане».
Мы узнаем, как Акимова обдало банным жаром, что он даже втянул голову в плечи, сжался. Старый же сибиряк Федот Федотович надел шапку и рукавицы, которые оберегали его от банного жара, взял из маленькой кадки распаренный березовый веник и полез на полок.
«Покрякивая, он хлестал себя по телу нещадно…»
И в заключение такая сценка. Федот Федотович соскочил с банного полка, сдернул шапку и рукавицы, распахнул двери и бросился в сугроб.
«Барахтаясь в снегу, он только слегка покряхтывал, потом заскочил в баню, плеснул ковш в каменку и вновь оказался на полках. Теперь старик хлестал себя бережнее И реже, чем прежде…
— Хорошо! Ой, как хорошо… Всю хворь повыгнал! — восклицал Федот Федотович».
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий